Ждущая тебя  - Эрика Адамс

– Как его фамилия?

– Я не знаю.

– Личность нападавшего не установлена. Проедемте с нами в участок. Займёмся выяснением деталей там.

– У меня нет претензий к Марку, – ещё раз повторила я.

Полицейский развёл руками:

– В любом случае это надо записать. Как и выяснить личность нападавшего.

Бесполезно. Эту стену официальности не пробить. В участке меня направили на медицинское обследование. Я возмутилась. Но полицейские были непреклонны. Платье было без рукавов, а на моих предплечьях остались следы от пальцев Марка. Сканер медицинской камеры послушно вывел на экран данные… Полицейские с невозмутимым видом занесли данные в планшет: синяки, укусы и прочие следы, свидетельствующие о физическом насилии.

– Это не насилие. Меня никто не насиловал. Всё происходило по доброй воле.

– Я обязан всё записать. Вам будет дана возможность согласиться с выдвинутыми обвинениями или опровергнуть их. А сейчас вас проводят в кабинет к нашему психологу. Он проведёт оценку вашего состояния и даст рекомендации.

– К чёрту ваши рекомендации!..

Полицейский кивнул:

– Доставьте пострадавшую к психологу…

Абсурд… Психолог участливо выслушала меня, но всё же что-то настрочила в электронный файл.

– Вы согласны с написанным?

Я пробежалась глазами по строчкам:

– Нет. Привязанность и симпатия к насильнику – это бред.

– Вы не испытываете симпатии? – поинтересовалась психолог, – но совсем недавно вы утверждали обратное.

– Я утверждала, что Марк – не насильник. Только и всего.

Пальцы психолога запорхали над сенсорной клавиатурой. Она улыбнулась:

– Я уже отправила предварительное заключение офицеру. Он ещё раз побеседует с вами. И скажет вам предварительную дату суда.

Меня проводили обратно к офицеру. Работали полицейские на удивление быстро… И уже на следующий день офицер зачитал список правонарушений, в которых обвиняли Марка. Всё это время я сидела на диване в приёмной, не покидая полицейского участка на протяжении суток.

– Маркус Дэвидсон – военный, уволенный из рядов регулярной армии по причине перенесенной травмы и ухудшения психического здоровья. Он обвиняется в следующем: 1) в сокрытии данных о личности…

– Что это значит? – перебила я.

Офицер пояснил:

– Он подделал данные карты здоровья, чтобы устроиться на работу чистильщиком. По состоянию психического здоровья и заключению психолога ему было противопоказано заниматься напряжённой эмоциональной работой. Позвольте продолжить?

Я кивнула. Полицейский принялся монотонно зачитывать список дальнейших правонарушений Марка. Помимо первого пункта его обвиняли:

2) в незаконном вторжении в жизнь частных лиц, которые по собственному желанию скрыли данные о личности из Сети;

3) в незаконном присвоении статуса работника правоохранительных органов;

4) в действиях, порочащих репутацию работника правоохранительных органов;

5) в незаконном вторжении на частную охраняемую территорию;

6) в порче чужого имущества;

7) в умышленном причинении вреда здоровью лёгкой тяжести;

8) в совершении физического насилия;

9) в моральном давлении, повлёкшем изменение свойств личности…

– Это всё? – спросила я.

– Да. Если согласны, подпишите вот здесь.

Полицейский протянул мне стилус и подтолкнул планшет в мою сторону.

– Последний пункт… Что он обозначает?

– Марк – военный подразделения специальных войск. Он – солдат, обученный влиять на сознание, ломать волю. Именно поэтому вы всё отрицаете.

– Моё сознание не подвергалось влиянию и давлению, – возразила я.

– Мы придерживаемся другого мнения на этот счёт. Но так как вред вашему здоровью был причинён минимальный, мы обязаны прислушаться к вам и принять во внимание ваши показания. Отдавая себе отчёт в том, что они могут не соответствовать действительности. Система несовершенна, увы… Совсем скоро мы сможем доподлинно выяснять, какой ущерб сознанию был нанесён. Уже сейчас проводятся пробные испытания, но они ещё не внедрены повсеместно.

– И хорошо, – усмехнулась я, – с пятого по девятый пункты можете вычёркивать. Я отказываюсь давать показания против Марка. И не признаю за ним совершения этих преступлений… И второй пункт тоже.

Полицейский подкорректировал список, но оставил в списке второй пункт:

– Марк незаконно проник в базу данных. Это наказуемо. Даже несмотря на то, что вы не против.

Я прочитала написанное. Я бы не подписывала, вообще, никаких протоколов. Но в таком случае Марка обвинили бы по всем пунктам.

– Суд будет проходить завтра.

– Быстро вы работаете, – съязвила я.

– Стараемся, – невозмутимо отозвался полицейский, – вам нужно будет присутствовать. Обязательно.

Маркуса Дэвидсона обвинили по пунктам с первого по четвёртый включительно. Приняли во внимание его прошлые заслуги перед родиной и безупречную (пусть и незаконную службу) в конторе чистильщиков, присовокупили состояние его психического здоровья и вынесли решение.

Его приговорили к полутора годам лишения свободы в колонии строгого режима с принудительным лечением. Принимая во внимание его специальную подготовку и потенциальную опасность, которую он может представлять для других заключённых, ему выделили одиночную камеру.

Посещения запрещены. Передача любых предметов, кроме печатных изданий весом до 0,2 фунта, запрещена.

– Еве Дуглас…

– Что?

– Назначить обязательное посещение психолога и следование лечебному курсу…

Я слышу окончательную строку приговора:

– Еве Дуглас…

– Что? – слышится мой удивлённый голос одновременно с голосом Евы.

– Назначить обязательное посещение психолога и следование лечебному курсу…

Грёбаные любители покопаться в чужих головах решили, что Ева – чокнутая? Чокнутая, если отказалась от обвинений в мою сторону? Хорошая система, блядь. Всем отличающимся выдадим по волшебной таблетке «счастья». Я их знаю. Я их ел. Давился этим чудодейственным средством, запирающим тебя внутри собственной черепушки.

Ты словно оказывался в квадратном 5-футовом карцере: не распрямиться, не лечь, сидишь скрюченный. После действия таблеток то же самое: видишь, чувствуешь, но реагируешь на происходящее с огромным запозданием. Каждое твоё действие подобно свету звезды. Когда его видят другие, звезда уже мертва. Ты только раскрыл рот, чтобы отказаться от предложенного, а человека, говорившего с тобой, уже и след простыл.